Неточные совпадения
3) Великанов, Иван Матвеевич. Обложил в свою пользу жителей данью по три копейки с души, предварительно утопив в
реке экономии директора. Перебил в
кровь многих капитан-исправников. В 1740 году, в царствование кроткия Елисавет, был уличен в любовной связи с Авдотьей Лопухиной, бит кнутом и, по урезании языка, сослан в заточение в чердынский острог.
Настанет год — России черный год, —
Когда царей корона упадет,
Забудет чернь к ним прежнюю любовь,
И пища многих будет смерть и
кровь;
Когда детей, когда невинных жен
Низвергнутый не защитит закон;
Когда чума от смрадных мертвых тел
Начнет бродить среди печальных сел,
Чтобы платком из хижин вызывать;
И станет глад сей бедный край терзать,
И зарево окрасит волны
рек: —
В тот день явится мощный человек,
И ты его узнаешь и поймешь,
Зачем в руке его булатный нож.
Всю ночь бесчувственный Руслан
Лежал во мраке под горою.
Часы летели.
Кровь рекоюТекла из воспаленных ран.
Поутру, взор открыв туманный,
Пуская тяжкий, слабый стон,
С усильем приподнялся он,
Взглянул, поник главою бранной —
И пал недвижный, бездыханный.
И
кровь из бешеного зева
Рекою побежала вмиг.
Машину быстро застопорили, пароход остановился, пустив из-под колес облако пены, красные лучи заката окровавили ее; в этой кипящей
крови, уже далеко за кормой, бултыхалось темное тело, раздавался по
реке дикий крик, потрясавший душу.
«И вот вдруг лес расступился перед ним, расступился и остался сзади, плотный и немой, а Данко и все те люди сразу окунулись в море солнечного света и чистого воздуха, промытого дождем. Гроза была — там, сзади них, над лесом, а тут сияло солнце, вздыхала степь, блестела трава в брильянтах дождя и золотом сверкала
река… Был вечер, и от лучей заката
река казалась красной, как та
кровь, что била горячей струей из разорванной груди Данко.
Как ангел-истребитель, летел перед своим отрядом Юрий Милославский; в несколько минут он смял, втоптал в
реку, рассеял совершенно первый конный полк, который встретил его дружину позади Ново-Девичьего монастыря: пролить всю
кровь за отечество, не выйти живому из сражения — вот все, чего желал этот несчастный юноша.
Глеб был в самом деле страшен в эту минуту: серые сухие кудри его ходили на макушке, как будто их раздувал ветер; зрачки его сверкали в налитых
кровью белках; ноздри и побелевшие губы судорожно вздрагивали; высокий лоб и щеки старика были покрыты бледно-зелеными полосами; грудь его колыхалась из-под рубашки, как взволнованная
река, разбивающая вешний лед.
В бреду шли дни, наполненные страшными рассказами о яростном истреблении людей. Евсею казалось, что дни эти ползут по земле, как чёрные, безглазые чудовища, разбухшие от
крови, поглощённой ими, ползут, широко открыв огромные пасти, отравляя воздух душным, солёным запахом. Люди бегут и падают, кричат и плачут, мешая слёзы с
кровью своей, а слепые чудовища уничтожают их, давят старых и молодых, женщин и детей. Их толкает вперёд на истребление жизни владыка её — страх, сильный, как течение широкой
реки.
Село стояло на пригорке. За
рекою тянулось топкое болото. Летом, после жарких дней, с топей поднимался лиловатый душный туман, а из-за мелкого леса всходила на небо красная луна. Болото дышало на село гнилым дыханием, посылало на людей тучи комаров, воздух ныл, плакал от их жадной суеты и тоскливого пения, люди до
крови чесались, сердитые и жалкие.
Известно, что вода в
реке, как
кровь в наших артериях, движется не с одинаковой быстротой.
Понятно, что тип чусовского сплавщика вырабатывался в течение многих поколений, путем самой упорной борьбы с бешеной горной
рекой, причем ремесло сплавщика переходило вместе с
кровью от отца к сыну. Обыкновенно выучка начинается с детства, так что будущий сплавщик органически срастается со всеми подробностями тех опасностей, с какими ему придется впоследствии бороться. Таким образом, бурная
река, барка и сплавщик являются только отдельными моментами одного живого целого, одной комбинации.
Кровь лилась
рекой, а «орда» не разбирала, — только бы грабить.
— Юрий, успокойся… видишь, я равнодушно смотрю на потерю всего, кроме твоей нежности… я видела
кровь, видела ужасные вещи, слышала слова, которых бы ангелы испугались… но на груди твоей всё забыто: когда мы переплывали
реку на коне, и ты держал меня в своих объятиях так крепко, так страстно, я не позавидовала бы ни царице, ни райскому херувиму… я не чувствовала усталости, следуя за тобой сквозь колючий кустарник, перелезая поминутно через опрокинутые рогатые пни… это правда, у меня нет ни отца, ни матери…
Но очи русского смыкает
Уж смерть холодною рукой;
Он вздох последний испускает,
И он уж там — и
кровь рекойЗастыла в жилах охладевших;
В его руках оцепеневших
Еще кинжал блестя лежит;
В его всех чувствах онемевших
Навеки жизнь уж не горит,
Навеки радость не блестит.
Да оглянитесь кругом:
кровь рекою льется, да еще развеселым таким образом, точно шампанское.
— А что такое, например, я помню, говорили, будто он какой-то волшебный камень имел и своею
кровью или телом, которые в
реку бросил, чуму остановил? За что его «несмертельным» звали?
И прежде плакал человек,
И прежде
кровь лилась
рекою.
На всей равнине затрещало оружие, и
кровь полилась
рекою.
И
кровь с тех пор
рекою потекла,
И загремела жадная секира…
И ты, поэт, высокого чела
Не уберег! Твоя живая лира
Напрасно по вселенной разнесла
Всё, всё, что ты считал своей душою —
Слова, мечты с надеждой и тоскою…
Напрасно!.. Ты прошел кровавый путь,
Не отомстив, и творческую грудь
Ни стих язвительный, ни смех холодный
Не посетил — и ты погиб бесплодно…
Ночь продолжала тихо ползти над Леной. Взошла луна, красная, как
кровь, и опять закатилась за вершину близкой горы. Северная Медведица спустилась низко, все растягиваясь и вырастая… Потом мутное облако поглотило редкие звезды, а наша лодка все плыла… Я как-то не заметил, как мы еще раз перерезали
реку, и спохватился только, когда лодка зашуршала килем по песку.
Памятник Пушкина есть памятник черной
крови, влившейся в белую, памятник слияния
кровей, как бывает — слиянию
рек, живой памятник слияния
кровей, смешения народных душ — самых далеких и как будто бы — самых неслиянных.
Ничто не ново под луною:
Что есть, то было, будет ввек.
И прежде
кровь лилась
рекою,
И прежде плакал человек,
И прежде был он жертвой рока,
Надежды, слабости, порока.
Чью
кровь проливал он
рекою?
Какие он жёг города?
И смертью погиб он какою?
И в землю опущен когда?
И выдергивал Одихмантьевич
Из кровавых ран листье маково,
Свет Сухмантьюшка приговаривал:
«Потеки
река от моей
крови,
От моей
крови от горючие,
От горючие, от напрасные,
Потеки Сухман, ах Сухман-река,
Будь Непре-реке ты родна сестра».
Солдат Иван заплакал горькими слезами. Солдат Иван, видевший во время многочисленных походов, как лилась
кровь рекою, солдат Иван, убивавший сам врагов отечества, теперь плакал горькими, неутешными слезами, как маленький ребенок. Ему бесконечно хотелось сделать добрым и кротким короля Дуль-Дуля, осчастливить его страну, и в то же время он не хотел покрыть позором свое честное солдатское слово.
— Этот зверь?.. И тут польется
кровь реками, как на Подолии, на Киевщине!
Воображение его рисовало, как он размозжает черепа, как
кровь рекою течет по ковру и паркету, как дрыгает ногой умирающая изменница…
На другой день этого страшного боя через
реку Вислу переправились две лодки с белыми флагами. Это прибыли три депутата города Варшавы. Их проводили к ставке Суворова по грудам тел, по лужам
крови, среди дымившихся развалин.
Начался смертельный бой. Поляки защищались, как львы. Битва продолжалась в течение двенадцати часов.
Кровь лилась
рекой, стоны, вопли, мольбы, проклятия и боевые крики стояли гулом, сопровождаемые барабанным боем, ружейной трескотней и пушечными выстрелами. На общую беду своих, многие, спрятавшиеся в домах, стали оттуда стрелять, бросать каменьями и всем тяжелым, что попадалось под руку. Это еще более усилило ярость солдат.
Весь берег
реки был покрыт трупами, вода окрашивалась
кровью.
Соскользнул он на мощеные плиты,
кровь из-за бешмета черной
рекой бежит, глаза, как у мертвого орла, темная мгла завела… Зашатался князь Удал, гостей словно ночной ветер закружил… Спешит с кровли Тамара, а белая ручка все крепче к вороту прижимается. Не успел дядя ейный, князь Чагадаев, на руку ее деликатно принять, — пала как свеча к жениховым ногам.